В пятидесятые годы, урбанизация Новозыбкова была только на уровне проектной документации, только начинала доходить до нашего городка волна строительного бума, идеи массового строительства отдельных квартир, что провозгласил тогдатошний Персек КПСС Н. С. Хрущёв… Поэтому у нас, полудеревенских пацанов из двориков первого квартала Кубановской улицы, проблемы, где играть, гулять, шлынрдать, шлёндрать, рассекать, куролесить, брехать на пень, и об колоду звягать, как это называли взрослые аборигены этих мест, не было. Воля вольная, просторы, сады, огороды, стадион, луг, выходящий аж до задов нынешнего ресторана «Берёзка»…
Но настоящим жизненным ареалом была обыкновенная сточная канава, внушительной ширины и глубины в те годы и при маленьком росте нас, пацанов. Весной канава превращалась в Миссисипи, не хуже, чем у Тома Сойера и Геккельберри Финна, и мы пытались сплавляться по ней на самодельных плотиках, летом канава заростала разнотравьем, и становилась джунглями острова Борнео, осенью — в североамериканскую прерию, с засохшими лопухами ростом с пальму, и репейником вместо кактусов, а зимою в санный тракт, по которому мы катались на запряжённом в салазки вместо нарт колченогом псе по кличке Блям. Кличку дал ему бывший служащий упразднённой воинской лётной части Володя Коновалов, и она была на одну букву короче. «М» мы добавили из милосердия и пионерской сознательности…
Володька Коновалов, как его звали до старости все соседи, был малорослым, но крепким парнем, женился на местной женщине по фамилии Жихарева, работал водителем старенького ЗИСа, ещё того, с деревянной кабиной. С утра, лихо работая ручным стартёром, он вызывал к жизни гремучий двигатель этого шедевра советского автопрома, и ехал на работу. В те патриархальные времена, грузовики шофёры ставили прямо на улицах на ночь, никто на них не покушался.
…Близился полдень, старушки на лавочке задрёмывали от жары, забывая лузгать свои бесконечные семечки (их называли тогда «бубки»), к нашей универсальной канаве подъезжал ЗИС Володи Коновалова, плавно тормозил, из открывшейся двери выпадал одетый в лётную кожанку и галифе с голубым кантом водитель, мягко падал в пресловутую канаву, и широколистое разнотравье милостиво смыкалось над бренным телом его, не шевелясь ни в малейшей степени от его молодецкого пьяного храпа…
Старушки выходили из оцепенения, сплёвывали лузгу, надтреснутыми голосами звали мадам Жихареву, бодро докладывали обстановку. Вздохнув, жена нашего героя закрывала дверцу грузовика, и даже не взглянув в сторону канавы, где заслуженно отдыхал её муж, скрывалась в доме…
…Когда начинало смеркаться, и вечерний холодок начинал беспокоить незадачливого водителя, трава расступалась, и со дна канавы выходил, словно из пены морской, вовсе не похожий на Афродиту силуэт, сильно испачканный чёрным придонным илом, и напоминавший Дуремара после охоты на пиявок товарищ… Старушки вежливо здоровались, совершенно не пугаясь жутковатого вида отдохнувшего,
и он медленно шёл на вечернюю разборку с дорогой женушкой…
Не так давно я встречал Володьку, повспоминали те далёкие времена, и он легко принял стакашок, несмотря на преклонные уже годы…
60 лет назад канавы были на всех улицах, потому что весной было мощное снеготаяние, и если бы не канавы, затопило бы все дворы. За состоянием канав следили участковый милиционер с председателем уличного комитета. Летом в них скашивали траву, регулярно углубляли дно, расширяли. Мы, дети, весной пускали по этим канавам бумажные кораблики.
Раиса, я понимаю прагматическое назначение тех канав, но даже домовые комитеты с ментурой вместе не выбьют из меня воспоминаний романтических. В моей канаве росло неизбывное разнотравье, она бывала мощной рекой, заснеженой тундрой, горным потоком, убежищем и лежбищем, хоккейной площадкой и поляной для пикников. А домоуправы шли себе лесом! :) Жаль, Володька Коновалов умер, он бы подтвердил…
Борис, не сомневаюсь в правдивости, верю и без Володьки, царствие ему небесное. Таких «романтических» мест у нас было много: чердаки, подвалы, сараи, бани. Сидели в засаде на заборах и деревьях, прятались в кустах, в картофельной ботве, в сугробах. «Когда деревья были большими», восприятие мира было совсем иным.
Ну, отчего же, восприятию мира в романтических тонах тот факт, что из канав, сараев, чердаков мы выросли, вовсе не мешает. Просто границы мира стали шире, да жизнь нас обкатала. Кубановская-улица моего детства, но «своим» двором и «своей» улицей я считаю двор дома №3 по ул. Ломоносова, ДК станкозавода и сквер при нём, а также зады ДК. там, правда, без канав… А интересно, есть ли сейчас канава на Кубановской? Как-то жизнь мимо этих мест прошла, не помню… Остатки есть, наверное…
Верно, канавы сменили на Канары, но романтиками остались. Ваша любимая канава цела, но как-то заросла и обмелела, наверное нет в ней особой нужды — зимы бесснежные и короткие.
Да….Воспоминания,конечно,дело неблагодарное.т.к.об одной и тойже канаве,на одной и тойже улице и, даже, в одно и тоже время у разных людей разные воспоминания.Мое детство прошло на Кубановской улице,а жили мы по ул.Мичурина2 ,т.е. в одной и тойже стране в одно и тоже время.Только вот поддержать Ваш эпистолярный жанр я не могу.Если не можете не писать,пишите,но для себя. С уважением.Неблагодарный читатель.
Эпистолярный жанр это письма. Если вы не знаете такой простой вещи, что же критиковать-то лезете? С чувством юмора проблемы?